Глава III Самая короткая ночь

Бело вокруг – белы дома, бела река,

всё – от Фонтанки до предместий…

Ночь белая, ты отложи дела пока,

Давай пойдём, побродим вместе.

Булат Окуджава. «Плывут дома, как корабли…»

Направо тянулась знакомая улица с огоньками фонарей, лишними в белой ночи. С другой стороны виднелось то, что раньше не попадало в поле зрения – пустой Невский проспект и, чуть дальше, силуэты деревьев в Екатерининском саду. Совсем не удивляясь тому, что произошло, она впервые в жизни потянулась. Ах, как приятно! И ещё разочек! Но тут же лапы заскользили по гладкому камню, и она с трудом удержала равновесие. Ведь ей ещё ни разу не приходилось этого делать. Но получилось. Теперь надо спрыгнуть. Вон там, внизу чёрный мраморный шар. Как он красиво блестит от текущей по нему воды. Почти все, кто проходит мимо, пытаются его крутить, хотя тяжёлый шар вертится сам по себе.

Где-то пробило три часа. Пора! Она закрыла глаза, оттолкнулась, и уже через секунду крепко стояла на ногах. Оказывается, совсем не больно, даже весело. А теперь попробуем пойти. И… раз! Кто бы мог подумать, что это так просто!

«Всё-таки, зачем же они его крутят? Интересно. Только посмотрю и побегу».

Она обогнула фонтан и остановилась прямо перед шаром.

Тихо журчала вода.

Она подняла лапу и тронула шар. «А-ай! Что это? Холодно, скользко! Так вот она какая, вода. Бр-р!!! Хорошо, что обычно я не чувствую капель дождя. Фу, как неприятно!»

Выскочив из фонтана, она поспешила вдоль по улице, на которой прошла вся её короткая жизнь. Вокруг было много интересного – витрины, за которыми тянулись целые ряды пакетов, бутылок и свёртков, подворотни с чёрными окнами в глубине, светящиеся цифры на часах…

– Зря тратишь время! – вдруг сказал кто-то.

От неожиданности она подскочила и тут же угрожающе зашипела, готовая броситься на неизвестного врага и разодрать его в клочья. Вгляделась в пустоту летнего кафе, где днём шкворчат на раскалённых сковородах сосиски, пирожки с мясом и бифштексы.

На одном из столиков что-то маячило.

– Тихо, тихо, что это ты? Не бойся, я тебя не трону, – сказало «что-то» и, выйдя в бледный круг фонарного света, превратилось в серого кота с вздёрнутым хвостом, огромными усами и наглой физиономией.

Какой конфуз! А она-то подумала, что это…

– А ты подумала, что это Фотодог? Не беспокойся, он уже усвистал. Так нёсся! Кстати, нам тоже нужно двигать.

Она ответила как можно презрительнее:

– Мы, кажется, не знакомы.

Кот усмехнулся.

– Я тебя знаю. Позволь представиться. Елисей. Герой великой войны с крысами. Ежедневно с удовольствием наблюдаю за тобой.

– Ах, это вы…

– Да, старушка. Я стою на доме напротив. А как тебя зовут?

«Старушка? Что он себе позволяет? В высшей степени некультурный тип!»

– Василиса. И попрошу вас не «тыкать».

Елисей и усом не повёл.

– Пошли, я знаю дорогу.

– Удивили! Дорогу знают все.

Она задрала хвост и гордо прошествовала мимо.

– Василиса! Пойдём вместе, а? Веселее будет.

Елисей пристроился рядом и побежал с ней лапа в лапу.

– Наверное, ещё есть новенькие, кроме нас и этой колбасы на ножках.

– Колбасы на ножках?

– Фотодога.

Они пробежали мимо будки с надписью «Блины», обогнули её, миновали маленькую площадь с фонтаном, свернули налево и помчались к мосту.

* * *

«Мамочки! Ужас-то какой. Ноги, куда вы бежите? Ох, как страшно! И чего не сиделось? Вскочил, помчался куда-то. Три часа как пробило, так на меня и нашло! Хоть бы кустик, чтобы схорониться! Одна вода везде. Ноги вы мои, бегите быстрее. Ах ты, вспомнил! Мы ведь на встречу бежим. Мы ведь звери маленькие, нам сказали, мы и побежали. Ох! Мост. Так я и знал, что тут мост. А кто это там стоит чёрный? Вдруг волк?! Уф! Это просто ящик какой-то. А я-то думал – волк! Ой, ещё один мост! Какой длиннющий! Не ходите туда, ноги! Не ходите, я сказал. Вот, уже ноги собственные не слушаются. Зачем, собственно, мы туда бежим? Всего-то на сорок пять минут. Хорошо, что только один раз в сто лет…»

– Эй, косой! Чего трясёшься?

«Мамочки!»

– Куда ты смотришь? Голову-то подними! Я здесь!

– Ой!

– Что, я такой страшный?

– Нет. Я подумал, вы – сова.

– Сова? Хе! Не беспокойся, совы тоже там будут. А я Чижик по прозвищу Пыжик. Знаю, знаю, прозвище глупейшее. Но что поделать, положение обязывает.

– А вы откуда будете?

– Как откуда? С Фонтанки я.

– Где это?

– Тут рядом. Ты, значит, тоже новенький?

– Откуда вы знаете?

– Да мечешься вдоль ограды, сразу ясно, не знаешь, куда идти. Давай налево и до конца. Я же сказал – налево!

– Извините, это всё нервы.

– Стой, раз-два. Кру-угом!

Заяц послушно повернулся и застыл перед распахнутыми воротами. Впереди, насколько хватало глаз, тянулась тёмная аллея.

– Т.т. уда?

Чижик-Пыжик присел на ограду и почесал клюв.

– Туда, брат.

Заяц прижал уши к спине и ступил на дорожку.

* * *

В это время четыре длинные, чёрные, страшные змеи ползли по Каменноостровскому проспекту.

– Как ты ссссказала, сссессстра?

– Я сссказала «тоссскливый»…

– Я бы сссказала «тусссклый»…

– Сссерый, сссумрачный…

– Безрадоссстный город…

– Душшшно…

– Поссспешшшим…

– Всссе ссспят.

– На моссст…

– Опасссно!

– Тишшше!

– Слышшшишшшь?

– Шшшшшш… – навстречу медленно поднялась огромная змеиная голова.

Большая змея покачнулась и открыла чёрную пасть:

– Ссспокойссствие. Ползите сссюда.

Змеи, словно загипнотизированные, последовали за извивающимся чудовищем, соскользнули, шурша, в воду Лебяжьей канавки и через секунду потекли по газону Летнего сада.

* * *

Голубь, дремавший на одной из голов квадриги Аполлона, вдруг вздрогнул, отчаянно замолотил крыльями и шарахнулся прочь. Он впопыхах взлетел на венец покровителя искусств и посмотрел вниз. За всю свою голубиную жизнь ему не приходилось видеть ничего подобного.

«Куда? Откуда? Куда? Откуда?» – загундосил он в недоумении.

Его привычное место между ушами огромного коня на крыше Александрийского театра вдруг ожило… Голубь взлетел…

Под ним шевелилась огромная тёмная масса.

– Тал, старина, ты ничуть не изменился!

– И ты всё такой же красавец, Терп.

– Привет, Мельп.

– Привет, Эрат.

– Какая сегодня чудесная ночь. Даже лучше, чем в прошлый раз.

– В такую ночь к поэтам прилетают Музы. Грешно спать!

– Надеюсь, что поэты всё-таки спят. Не хотелось бы снова кого-нибудь напугать, а, Тал?

– Всё не можешь забыть события столетней давности, Терп?

– Забыть? Тот господин точно на всю жизнь запомнил. Ха-ха-ха! – заржал Тал.

– Тал, ты неисправим. Смотри, чтобы сегодня без твоих выходок.

– Старый зануда Мельп… Поторопитесь, братья, время до сих пор никто не отменил.

– Вот и дверь!

– Осторожно!

– Береги ноги, Мельп!

– А ты голову, Тал!

– Ох, и не люблю я винтовые лестницы. Развернуться негде.

Квадрига Аполлона маршем спустилась по пожарной лестнице знаменитого театра и вышла на площадь Островского. Через минуту кони оказались на Невском. Было начало четвёртого.

Уже с полчаса над городом висел неправдоподобно белый густой туман. Висел клочьями, то там, то сям.

Страдавший бессонницей бизнесмен Вятский выглянул в окно и никого не увидел. Неудивительно, Невский будто покрыли взбитыми сливками.

«Странно, – подумал бизнесмен, – кому пришло в голову в такой туман кататься на лошадях?»

Стук копыт раздавался отчётливо. Под окнами Вятского он усилился… и постепенно стал удаляться… Невидимые наездники явно направлялись в сторону Летнего сада.

Если бы не туман, Вятский мог бы разглядеть четырёх огромных коней, которые двигались по тротуару, вертели головами и заглядывали в витрины. Движения скакунов были легки и грациозны, на стройных шеях и спинах блестела узорчатая золотая упряжь.

* * *

– Ты ли это, старая мохнатая колода?!

– А, косолапое чудовище, здорово!

– Ну, смотри, я тебе в этот раз бока-то намну!

– За сто лет силёнок, небось, поубавилось.

– Эх, шкура ты нечёсаная, рад тебя видеть!

– Дай лапу, Топтыга!

– О-о-о! Ну, кто кого? А? Давай кости разомнём!

– Нет времени. Надо бежать.

– А как чудно-то стало, братец! Всё блестит, сверкает, – сказал один из медведей, озираясь по сторонам.

– Деревьев нет, однако. Городская жизнь! Чуешь?

Медведи замерли. В десяти шагах от них, за непроницаемым слоем тумана, стояли трое юных роллеров и озадаченно пялились на белое облако посреди Разъезжей. Рома, Илья и Стас, уставшие после ночного катания, уже закончили свой маршрут и теперь собирались разъехаться по домам.



– Чё за фигня? – спросил Рома.

– Покатили в объезд, – предложил Илья.

– Да ну! Проедем здесь, – сказал Стас.

– Так не видно ни фига! – возразил Рома.

– Фигня! – сказал Стас и въехал в туман.

Рома с Ильёй переглянулись. Им совсем не хотелось переломать ноги. Стас исчез, в наступившей тишине было слышно, как гремят об асфальт его ролики. Вдруг громыхание прекратилось. Через секунду улица огласилась воплем:

– А-а-а-а!!! Мама!!!

Стас, как ошпаренный, вылетел из тумана, пронёсся мимо друзей, чуть не сбив их с ног, и не останавливаясь, покатил по улице. Рома и Илья решили не выяснять, что его так испугало, и рванули за ним. От усталости не осталось и следа.

Догнать Стаса удалось только за Большой Московской.

– Чё?! – спросил Рома.

– Там медведь был! Настоящий! Клыки – во!

– Ещё скажи – слон! – не поверил Илья.

– Сам ты слон! Посмотрел бы я на тебя, если бы ты нос к носу с медведем столкнулся, – надулся Стас. Впрочем, ему и самому уже стало казаться, что зверь просто померещился.

Домой роллеры покатили всё-таки в объезд.

Медведи тем временем продолжали свой путь.

– Косолапый, зачем напугал парнишку?

– Я не пугал. Я ему улыбнулся.

– Этакое рыло!

– Ладно, ладно. Всё равно мальчонка к утру всё забудет.

– Шу, смотри. Вон они. Свернули направо. Вон уже и Фонтанку видать. Давай, поднажми, старая телега!

* * *

– Мне страшно.

– Не говори ерунды, ты же лев.

– Ну и что?

– Львам не бывает страшно. Львам бывает не по себе.

– Не по себе мне бывает, когда я вижу тяжело больных людей. А сейчас мне страшно.

– Чего ты боишься?

– Не чего, а кого. Боюсь здоровых людей. Пьяных боюсь. Боюсь, что меня обидят, накричат, пнут ногой.

– У тебя больное воображение. Ты же лев! Львов не могут просто так, за здорово живёшь, пнуть ногой.

– Мне грустно. Столько несчастий, болезней вокруг.

– Надо спешить. Мосты разведут. Их свели всего на пятнадцать минут.

– Что толку от нас? Мы никому не можем помочь.

– Мы охраняем. Мы сторожим. Мы – Стражи.

– Люди болеют и умирают. А здоровые – жестоки и равнодушны. Мы не можем их охранять от них самих.

– Слушай. На эту тему лучше поговорить со львами-философами. Они всё объяснят. Про равновесие добра и зла в мире.

– Что это за крик? Какой радостный! Чему радоваться ночью?

– Тому, что родился. Здесь же Родильный дом, забыл, что ли? Родился новый человек. В самую короткую ночь года.

– Здорово! У нас никто не рождается. Только умирают.

– Неправда. И выздоравливают. Помнишь, позавчера старушка выписалась? Её с цветами встречали. Ну что ты ноешь? Видишь, мы уже на набережной. Скорей, через Дворцовый!

– Эй, Покровские, привет! – сверху что-то скользнуло и огромной тенью спланировало вниз.

– Привет, Орёл!

– Ребята! Вы опоздали. Мосты развели.

– Я так и знал. Мне страшно. Я не умею плавать.

– Я вас перенесу. Вы – маленькие, лёгкие. Только по очереди. Одного, потом второго.

– Мне страшно. Стра-а-а…

Орёл не стал выслушивать бесполезное нытьё. Он крепко сжал в сильных лапах тело маленького (никак не больше бульдога) льва и взлетел. Через пару минут маленький лев стоял, покачиваясь, на гранитном парапете Дворцовой набережной. От быстрого полёта у него закружилась голова.

– Стра-а-а…

Не успел он как следует до дрожать, как рядом опустился его брат-близнец.

– До скорой встречи, Покровские. Торопитесь.

Орёл взмыл вверх и исчез в туманной дымке.

Два маленьких льва, неизвестно зачем много лет назад поставленные в саду Покровской больницы, заспешили. Оба чувствовали, что с каждой секундой силы их увеличиваются. Лапы напружинились, шеи окрепли, гривы разгладились и распушились. С огромной скоростью львы неслись вдоль Невы, напоминая гончих псов.


Загрузка...